Глава 28 Машенька курит в сторонке
Автор: evaewart / Eva
Бета: fr-sagan
***
– Ааа… сдавленный стон вырвался из груди Стана, когда Том, чуток переусердствовав, слишком уж жестко сдавил его.
– Боже, прости… живот все еще болит? – сквозь поцелуй спросил Том.
– Болит… – не размыкая губ, честно промычал Стан. – Но я могу потерпеть.
– О нет, тебе живот еще неделю напрягать нельзя. Никаких ритмичных движений бедер… особенно в области малого таза*[1].
– Ты излишне осторожничаешь. Мне уже все можно. У меня фактически нет никаких болей… Это я просто так ляпнул, сгоряча, – уговаривал его Стан, расстегивая молнию на форменных зауженных брюках Тома и освобождая на волю вольную эрегированного питомца.
– Сказано нет, значит, нет, – в категоричных словах отказа прозвучали нотки сомнения… Железная воля Тома готова была сломаться хрупкой тростинкой . – Или ты хочешь, чтобы доктор Фьюри мне голову вместе с головкой открутил? Нужно совсем немножко подождать, а пока будем спасаться другими методами.
– Что? Опять дуэль на шпагах? – протестовал Стан. – Не согласен я.
– Какой же ты все-таки капризный и избалованный, – запуская руку в свободные домашние штаны Стана, под которыми приятным сюрпризом отсутствовала преграда в виде трусов, Том гладил сильно отяжелевший член. – Дуэли его, видите ли, не устраивают. Ладно, обойдемся без дуэлей…
В глазах Стана вспыхнул развратный огонек:
– Охо? Неужели на манер взрослых трахаться будем?
– Боюсь тебя разочаровать, но нет, не будем.
– А мы остооорожненько… вставлю тебе разочек, и все… Или ты мне, если тебе это уж так необходимо, – продолжал уговаривать Стан, лаская напряженную мошонку партнера, но Том хоть и закатывал глаза от возбуждения, оставался неумолим.
– Ммм… Нет, – вновь отказал он, хотя, признаться, мог сорваться в любую секунду: питающее надежду существо в руках Стана отчаянно млело, выталкивая на поверхность уретры прозрачные капели.
– Очень интересно, а секс-то, как таковой, у нас когда-нибудь состоится?
– Обязательно, но сейчас никакого экстрима – миссию спасения провернем в условиях безопасности.
– Сложно себе представить… это как?
– Ты будешь лежать тихонечко на спинке в режиме бревнышка, – жарким шепотом объяснял Том, в паузах между словами вылизывая соблазнительно выступающее адамово яблоко.
– О… мм, как бревнышко… – с тихим стоном блаженства Стан подставлял под поцелуи стройную шею. – Что-то совсем незаманчивая перспектива.
– А все остальные акробатические трюки буду делать я… думаю, тебе понравится, – внезапно Том резко прикусил кадык. Хищная ласка оказала на организм Стана весьма примечательную реакцию: возбужденный член, достигнув предела своей эрекции, прилип к животу.
– Ух, похоже, я только что идентифицировал твою секретную эрогенную зону, теперь постоянно буду твой кадык грызть, – довольно улыбаясь, Том спрыгнул с барной стойки, удивительно легко приподнял Стана и, осторожно обхватив ноги под его исхудавшими булочками, направился в спальню.
– Пора применить это замечательное сексодромное лежбище по назначению, – эротично прошептал он, бережно укладывая любовника на кровать.
Из-за своей послеоперационной слабости Стан при всем желании не мог взять на себя активную роль. Приходилось смириться, позволяя Тому руководить процессом. Внезапно оказавшись в роли ведомого, он испытывал довольно странные ощущения… Впрочем, Стан уже давно заметил: в отношениях с Томом ему постоянно приходилось поступаться привычками, выходя далеко за границы собственного комфорта.
Так уж повелось с самого начала их неординарного знакомства. Только Том средь бела дня мог прыгать разъяренным гамадрилом по капоту его машины, а потом поселиться у него в доме, переустраивать сад, мыть в душе, таскать на руках туда-сюда, точно мешок с цементом… и это при всем при том, что сам был ничуть не выше или крупнее. И не то, чтобы ему позволялось. Нет… просто Том никогда особо и не спрашивал. Он поступал, как считал нужным: безо всякого на то разрешения накинул на него невидимое лассо и выдернул, к чертям собачьим, из удобного, годами насиженного, притертого ко всем выпуклостям и вмятинам седла.
В общем, чего уж скрывать, Стану пришлось преодолеть психологический барьер, дабы отдать бразды правления в руки партнера. Но чем только ни поступишься ради обожаемого мужчины? К тому же Стан заметил: позволять себя целовать, ласкать и, в буквальном смысле этого слова, носить на руках оказалось на удивление приятным занятием, дарящим неведомое ранее наслаждение.
– И какое же у моего сексодромного ложа прямое предназначение? – органично включаясь в игру кокетливого флирта, поинтересовался Стан.
– Постарайся отгадать. Ответ таится в самом названии. На “се” начинается и на “кс” заканчивается – загадочно сверкая гетерохромными глазками, объяснял Том, подкладывая подушки под голову и плечи Стана.
– А как же мы им будем заниматься, если прямой секс мне типа противопоказан, что само по себе, заметь, смехотворно, а от танцев с саблями мы решили отказаться, так как нам уже не по пятнадцать и метод, давно утратив свежесть новизны, вышел из употребления? – донимал его Стан: – Какое именно, эм… блюдо у нас сегодня предлагается шеф-поваром?
– О… сегодня у нас в меню одно из самых восхитительных блюд в истории мировой кулинарии, пальчики оближешь, – заверил его Том. – Только ингредиенты нужно сейчас немножко подготовить… Для этого необходимо снять с тебя рубашку, – он легко вывернул через голову Стана слегка растянутую домашнюю кофту. Целуя его освободившуюся от покрова одежды грудь, Том, утратив свое и без того хиленькое хладнокровие где-то на кухне в районе мраморной барной стойки, жадно атаковал затвердевшие соски партнера.
Стремительным темпом он напрочь терял голову: первоначально мягкие поцелуи принимали все более и более плотоядную форму.
Маленькие розовые ореолы, подвергнувшись интенсивной стимуляции, изменили окрас на насыщенно пунцовый. В ход пускались не только язык и губы, но и острые, перекочевавшие к Тому от его маменьки путем необъяснимого генетического хитросплетения зубы.
Отпечатки укусов расцветали на шелковой коже, точно ночные фиалки на закате. Начавшись у истоков ключиц, они активизировались яркой россыпью на островках сосков, затем спустились к устью волосяной дорожки. Финальным росчерком у основания лобковой кости распустился, удивляющий своим размером, крупный засосище.
Облизав красные губы Том, явно довольный собой, улыбнулся:
– Мы с тобой теперь почти близнецы-братья. Я нанес узор засосов точь-в-точь такой же, какой ты оставил на мне прошлой ночью.
Быстро расстегнув свою рубаху, Том лег на спину рядом с любовником, поднял руку с телефоном вверх, клацнул пару себяшек, тут же отправив их Стану. Пока тот рассматривал полученные кадры, изумленно сопоставляя и впрямь идентичные засосные орнаменты, Том, не теряя времени, справился с пижамными штанами Стана, выпустив на свободу обрадовавшегося птенчика. Впрочем, его свобода сильно ограничивалась вздыбленным состоянием: член плотно прилипал к впавшему животу.
– Стааан, – восхищенно протянул художник. – Твой малыш ну прям просится на полотно.
– Нет-нет, – Стан скромно прикрылся руками, хотя размера ладоней не хватило: крупный колокол открывшейся головки отказывался играть в прятки. – Ни на какое полотно ему не нужно. Пусть сидит дома.
– Тебе не удастся спрятать от мира такую красоту. Я его обязательно напишу. Но сейчас, за неимением времени, просто сделаю пару фоток. В профиль и анфас… – удовлетворившись результатом, Том отбросил телефон в сторону, затем стянул с себя брюки вместе с трусами. – Все, любимый, блюдо сервировано. Называется шестьдесят девять… – Наклонившись к лицу Стана, он, протолкнув язык сквозь преграду зубов, приоткрыл губы партнера:
– Открой рот пошире… я сверху.
Перекинув ногу через голову Стана, он совсем было занял удобную позицию, соблазнительно сверкая прямо перед глазами любовника всеми своими живописно свисающими аппетитными достоинствами. У Стана аж дыхание перехватило от столь завораживающего зрелища. Стопроцентная раскованность и незакомплексованность Тома являлась той самой вишенкой на тортике, превращающий сам по себе приятный интимный процесс в абсолютное наслаждение.
Внезапно передумав, Том вернулся в исходное положение, усевшись на своих коленях рядом.
– Эй-ей? Ты куда? А ну-ка немедленно верни все обратно! – возмущенно затребовал Стан, чувствуя себя несчастным ребенком, у которого обманом отобрали чупа-чупс, надежно, как ему казалось, спрятанный у него за щекой.
– Стан, подожди…
– И не подумаю! Что это за издевательства? Накрыл на стол, а еду спрятал. Быстренько обратно запрыгивай.
– Думаю, блюду надо в душ сходить…
– Ты намекаешь на меня?
– Нет, речь в данном случае обо мне – следует освежиться.
– Да ну, что за вздор. Ты же принимал душ перед уходом. Так часто мыться вредно.
– Но с тех пор несколько часов прошло… К тому же я жутко нервничал: на встрече с Ником с меня семь потов сошло.
– Драгоценный мой, открою тебе один важный секрет – я с удовольствием вылижу тебя всего, даже если ты на целую неделю забудешь дорогу в душевую комнату. И поверь, говорю на полном серьезе: вылижу с ног до головы, включая все пальчики на стопах, можешь не сомневаться.
Том аж рот открыл от неожиданного откровения:
– Ох и ничего себе… Я-то думал, он у нас аристократ, чистюля-гермофоб, а он, оказывается, совершенно дикое животное…
– Сам себе поражаюсь, на тебя моя аристократическая гермофобия вообще не распространяется. В общем, хватит усложнять жизнь – никакого душа. Немедленно запрыгивай мне на лицо, – Стран похлопал себя по щекам. Не дожидаясь милости от природы, он, схватив Тома за лодыжку, как-то неожиданно легко для послеоперационного пациента, перекинул ногу партнера себе через грудь, расположившись снизу между его разведенными бедрами.
– Ну вот, – удовлетворенно вздохнул он, – наконец-то кушать подано, – как его и просили, широко открыв рот, он глубоко заглотил возбужденный орган… что, кстати заметим, далось с трудом, поскольку висюлька уже давно не свисала, а жизнеутверждающе торчала вверх.
Том решил более не настаивать на посещении душа, лишь стоило его детородному органу оказаться во рту любовника. Крайне сложно протестовать, когда корень вашей жизни обсасывается со всех сторон в жаркой полости рта, по всем законам орального гостеприимства.
Без малейших возражений, зарывшись лицом в паховую зону, Том с удовольствием потерся о шелковистую поросль темных завитков у основания вздыбленного члена.
Раньше он брезгливо морщился, недоумевая, как это некоторые индивидуумы, реальные, по его мнению, извращуги, умудряются дрочить, натянув себе на лицо трусы партнера? Фи, какая гадость; а сейчас… В общем, более подобных вопросов у него не возникало. Все высокомерие рассыпалось прахом. С наслаждением вдыхая аромат любовника, Том смиренно принял свою участь – отныне он и сам занял почетное место в стройных рядах всех этих нюхачей-извращенцев.
Облизывая прижатый к животу подрагивающий ствол, Том, с наслаждением ощущая языком каждую выпуклую венку, закатывал глаза от нахлынувшего гастрономического удовольствия.
“Хорошо, никто не видит выражение моего лица”, – пробежала в голове нелепая мысль… Подцепив губами налившийся купол, он осторожно протолкнул гиганта поглубже в рот.
—
Блюдо шестьдесят девять поглощалось с превеликим удовольствием. Одной порции оказалось мало, поэтому парни тут же заказали добавку. Более того, во второй раз Стан категорически настоял на том, чтобы быть сверху. Том, изрядно посопротивлявшись, в конце концов согласился. К их обоюдному удивлению, колено-локтевая поза для Стана оказалась вполне щадящей. Все-таки неделя после операции прошла продуктивно для пациента: он регенерировал стремительными темпами. Успешно пережив второй оргазм парни, ощущая сладкую истому во всем теле, позволили себе вздремнуть. Том обкрутился вокруг Стана плющом, и они тут же мгновенно отрубились.
Правда перед сном они тихонько, как уже повелось, заворковали, уткнувшись в друг друга:
– Так круто… – пробормотал Том, – с трудом верится, что мы с тобой вдвоем пошалили в этой кровати, а не я один…
– О? Не ты один? – переспросил Стан. – В смысле? Ты спал в моей кровати?
– Да… – честно признался Том. – Неоднократное количество раз. Каждую ночь, пока ты в больнице был, я спал здесь и лысого гонял.
– Ох и ничего себе… Машенька и медведи скромно курят в сторонке*[2]. Ты вывел эту историю на совершенно новый уровень. Мало того, что ты без спроса дрых в моей постели и помял ее, так ты еще и дрочил в ней?
– Именно, ты все правильно понял, – расслабленно улыбаясь, кивнул Том, похоже без малейшего чувства сожаления.
– И кончал прям вот в этой постели?
– Нет, эта свежая. А ту я в стирку затолкал. Избавился от следов криминала.
– Очень жаль, – вздохнул Стан. – Зря ты перестелил простыни. Я бы с удовольствием полюбовался криминальными пятнами. Думаю, я бы весьма возбудился от созерцания последствий твоего оргазма…
Том проснулся через полтора часа. Уже стемнело, но ночь еще не опустилась, экран телефона показывал половину восьмого. Какое-то время Том лежал, молча рассматривая золотисто-фиолетовое небо в огромном без штор окне. Мирное дыхание спящего рядом Стана создавало ламповую атмосферу покоя и уюта.
Прошлепав босиком на кухню, Том выпил стакан воды и, захватив из сумки небольшой альбом для зарисовок, вернулся в спальню. Расположившись поудобней в кровати, он сделал парочку набросков с лица спящего Стана, затем, осторожно откинув одеяло, бегло набросал эскиз обнаженной фигуры, после чего, перевернув страницу, сконцентрировался на детальном портрете младшего брата Стана… тоже спящего, но весьма представительного.
Неожиданно на середине столь увлекательного занятия затренькал телефон… Том, боясь разбудить Стана, немедленно сбросил вызов, как оказалось, от Орфея. Тот, в свою очередь, отказываясь принять “нет” за ответ, продолжал наяривать, но уже на телефон Стана. Том, перегнувшись через заерзавшего, недовольно нахмурившегося любовника, умудрился скинуть звонок. Впрочем, мелкая, но весьма предприимчивая заноза в жопе вновь бесцеремонно затрезвонила на номер Тома.
– Да сколько, блять, можно, Орфей? Какого хрена звонишь по стописят раз? Неужели не ясно? Занят я!
– И чем же ты занят? Минетом?! – ‘лестным’ приветствием отозвался Орфей.
– К сожалению, нет. Я работаю над портретом. Очень, между прочим, серьезный заказчик. С трудом нашел время позировать…
– Том! Мать твою за ногу, ты все-таки редчайшее брехло! – прервал его объяснения музыкант. – Все твои обещания сплошная беспросветная хуета! У меня выступление через полчаса, я тебя тут жду, нервничаю, а ты там хрен знает чем занимаешься, бессердечная ты скотина! Ты же обещал поработать над моим сценическим образом?!
– Да хватит выворачивать трусы наизнанку. Не плачь, сейчас приеду, – Том положил трубку.
Стан, разбуженный телефонным набатом, сел в кровати:
– Нас срочно вызывают в ирландский паб?
– Стан, тебе-то зачем идти? Оставайся дома. Я приму удар на себя, а ты лежи, отдыхай. Я бы тоже с тобой повалялся, но… Орфей, засранец, меня до гробовой доски упрекать будет, если я ему губки не подкрашу. Кроме того, у меня, к сожалению, перед ним комплекс вины выработался.
– Ну уж нет, я тебя одного не пущу в змеиное логово. Там же этот неровнодышащий бобби тебя поджидает. В общем, вместе поедем удар принимать.
Фактически неподвижно, парни, обняв друг друга, простояли минут пять под душем, после чего, расторопно одевшись, успели доехать до паба за десять минут до выступления.
Одно из подсобных помещений хозяин паба выделил Дейву под гримерку. Проявив внимание к артисту, он велел принести в комнату несколько стульев, кресло, совершенно новый велюровый диван синего цвета (жена не одобрила, а выбрасывать жалко), стол, несколько ламп, а также главный атрибут любой гримуборной – зеркало. Там же находились все вещи музыканта, включая аппаратуру и инструменты.
Том оставил Стана в основном зале и, пока тот заказывал безалкогольное пиво и перекус, отправился в сопровождении официанта к Орфею. На полпути непонятно откуда материализовался Росс, тут же отправивший официанта восвояси, уверяя, что сам укажет дорогу.
Лишь только тот скрылся за поворотом, Росс впечатал Тома спиной в стену и без дальнейших пояснений молча навис над ним. Причем, остается загадкой, как ему это удалось, ведь Том был на полголовы выше…
Сохраняя вежливую улыбку на лице, Том выдержал паузу, давая человеку шанс объясниться, затем поднял руку – проверил отсутствующие на запястье часы:
– Либо говори, либо проваливай к едрене фене. Я сюда не ради тебя приехал. Меня Орфей ждет.
Росс вздохнул:
– Грубый ты все-таки… Со вчерашнего вечера не ответил мне ни на одно сообщение, а ведь мы договаривались.
– Нет, солнышко, это ты там о чем-то договаривался, а я ничего не обещал. Будешь так прессинговать – о скоростном вождении можешь забыть. Не быть тебе автогонщиком. И вообще, какого лешего я тебе должен хоть что-то объяснять? Занят я был, понятно? И еще – не нужно подходить так близко, когда разговариваешь с человеком.
– А я не разговариваю, – пояснил Росс, – я тебя нюхаю.
Наклонив голову к плечу, Том вдохнул запах своего джемпера.
– Вроде мылся перед выходом.
– Мытье тут вряд ли поможет, ты сам по себе буквально источаешь феромоны секса.
– Слышь, друг, предупреждаю, сейчас так по яйцам огребешь – услышишь малиновый звон своих бубенцов.
– И чего это мы такие злобные? – продолжал нарываться Росс. – Неужели недотрах?
Колено Тома ощутимо вторглось между ног вышедшего за рамки друга.
– Уфф… – сдавленно промычал Росс. Схватившись за причинное место, он уставился на Тома налившимися влагой глазами, волнообразно меняя цвет лица с красного на синий и наоборот.
– Нет, можешь не смотреть на меня жалкими глазками, – жестокосердно заявил Том. – Ни капельки не жалко. Тем более, я тебя по-хорошему… по-дружески, предупредил.
Дверь гримерки открылась, из-за нее осторожно выглянул Дэйв:
– Ну, слава богу, ты здесь… а у вас тут, что ли, драка?
– Все окей, мы уже обратно подружились, – очаровательно улыбнувшись, Том, отстранив от себя согнувшегося парня, вошел в комнату.
– Понятно, – кивнул музыкант, – а я уже заволновался, подумал, опять тот придурок сталкерит.
– Какой придурок? – уточнил Том.
– Да неважно, – вздохнул Орфей, усаживаясь перед зеркалом, – просто кто-то из фанатов дурью мается.
***
Заметки автора (сноски):
особенно в области малого таза*[1] – у мужчин к органам малого таза относятся: мочевой пузырь, простата, семенные пузырьки и прямая кишка.
—
Машенька и медведи скромно курят в сторонке*[2] – английский вариант “Goldilocks and the Three Bears” /”Златовласка и три медведя”; первоначальное название “История трех медведей” – английская сказка XIX векa, фактически точная копия сказки про Машу и трех медведей.
***
Конец главы 28
Не забывайте комментировать и голосовать 🙂
Автор: evaewart / Eva